История медицины

Бантинг, Гиршфельд, Домагк

Бантинг

Фред Бантинг был хирургом в одном из пригородов Торонто в Канаде. Поскольку пациентов у него было мало и ему приходилось терпеть нужду, утренние часы он посвятил работе ассистента в анатомическом отделении местного университета. Прорабатывая со студентами органы брюш­ной полости и готовясь к лекции, Бантинг однажды долго изучал литературу предмета. Его внимание привлекла статья германского ученого, доктора Оскара Минковски, который изучая влияние секрета поджелудочной железы на пищеварение, удалил у подопытной собаки поджелудочную железу. Это происходило жарким летом 1899 года. На следующий день после удаления железы у собаки, Минковски заметил, что к моче оперированной собаки слетаются рои мух. Анализ мочи установил, что в ней содержится огромный процент сахара. После операции собака испытывала непреодолимую жажду, выпивала огромное количество воды. Кроме того, ее томил голод, но, несмотря на большое количество поглощаемой пищи, собака таяла прямо на глазах и погибла уже через десять дней. Бантинг лихорадочно пытался найти в строках этой статьи решение странной загадки: ведь эти симптомы встречались и у людей, умиравших от диабета. Но у них ведь поджелудочная железа на месте! Почему же так происходит? И есть ли возможность спасти диабетиков от неотвратимой гибели? Бантинг долго думал об этом, потом закрыл книжку журнала и лег спать. Проснувшись утром следующего дня, он уже принял решение: он не будет больше работать хирургом. Бантинт надел свой лучший костюм и отправился к профессору физиологии Маклеоду. Сообщил ему цель визита. Интересуется поджелудочной железой. Изучил всю доступную ему литературу и пришел к выводу, что клетки островков Лангерганса, на­ходящиеся в поджелудочной железе, каким-то образом влияют на усвоение сахара организмом. Он хотел бы проверить свои предположения и пришел просить профессора помочь ему в этом деле. Светски воспитанный Маклеод снисходительно улыбнулся и стал давать смущенному Бантингу советы, что надо сделать перед началом опытов и сколько лет труда надо затратить на это.

— Я хочу получить опытного помощника, десять собак на восемь недель и немного места в вашей лаборатории, — еле слышно ответил Бантинг. Профессор испытующе посмотрел на посетителя. Кто знает, возможно его поразила вера в успех, бившая из глаз молодого фанатика? Он согласился дать Бантингу то, что он у него просил. Стоял июль 1921 года. Из восьми недель, отпущенных Бантингу по его просьбе, прошло уже семь. За это время он делал операции, подвязывая собакам протоки, подводящие сок поджелудочной железы. По его мнению железа, лишенная возможности действовать нормально, должна выродиться. Бан­тинг намеревался также деградированные железы, лишенные пищеварительных соков, но — как он предполагал — с сохранившимися островками Лангерганса, использовать для лечения собаки, кото­рой предварительно удалил поджелудочную железу, чтобы убедиться, выживет ли оперированный пес. Но когда он вскрыл брюшные полости собак, убедился, что их поджелудочные железы остались в целости, потому что отводящие протоки были перевязаны не плотно, и пищеварительные соки нашли себе выход к желудку. Это было тяжелое поражение. Ведь осталась всего лишь одна неделя для исправления ошибки. В распоряжении Бантинга оказалось, однако, гораздо больше времени. Маклеод на целый месяц уехал в Европу, и некому было наблюдать сроки работ. Вместе с Чарлзом Бестом, студентом медицины, назначенным Бантингу в помощники самим Маклеодом, ученый лихорадочно продолжал начатые исследования. В конце концов, ему удалось получить деградированную поджелудочную железу; Бантинг растер ее с физиологическим раствором и ввел под кожу собаке умиравшей от сахарного диабета, после оперативного удаления поджелудочной железы. Этим удалось предотвратить смерть собаки. Бантинг и его молодой ассистент праздновали победу. Однако, когда они пришли в лабораторию на следующий день, пес, которому они накануне спасли жизнь, был мертв. Спасительное действие инъекции продолжалось не долго. Радость сменилась отчаянием: какой смысл продлевать жизнь собаке на несколько часов, если для этого надо умертвить другую собаку? И все же после многих попыток и неудач Бантинг добился своего. Он убедился, что поджелудочные железы плодов, на­ходящихся в утробах матерей, не выделяют соков и, что железы эти состоят почти целиком из островков Лангерганса. Получить железы неродившихся телят на бойне Торонто не составляло труда. Свои вытяжки Бантинг стал приготовлять из поджелудочных желез неродившихся телят. В августе 1922 года удалось с помощью такой вытяжки удержать при жизни собаку, которой предварительно удалили поджелудочную железу, в течение целых восемнадцати дней! Это был крупный успех. После этого необходимо было использовать новое средство на человеке. У Бантинга был друг, с которым он вместе учился в университете. Его звали Джо Джильхрист. Джо уже несколько лет болел сахарным диабетом. В те времена не бы­ло лекарств против этой болезни, и жизнь Джо ви­села на волоске. Когда Бантинг сделал инъекцию своей вытяжки Джильхристу, он был в весьма тяжелом состоянии, которое мало чем отличалось от состояния подопытных животных, лишенных поджелудочной железы. Проходили минуты, прошли часы, а улучшение не наступило. Придя в полное отчаяние, Бантинг ушел из лаборатории, он не хотел быть свидетелем смерти дру­га. Тогда Бест, с согласия пациента, который и сам был врачом, сделал ему еще одну инъекцию, значительно увеличив дозу. Уже через несколько ми­нут после инъекции пациент почувствовал себя лучше: он пришел в сознание, почувствовал прилив энергии и бодрости. Бест взял у него кровь для анализа, потом повторил анализ один раз, два, три... Всякий раз результат показывал уменьше­ние содержания сахара в крови пациента. Через несколько часов Джильхрист почувствовал себя настолько хорошо, что мог самостоятельно пойти домой. Однако на завтра болезнь вернулась, и не­обходимо было снова делать вливания из вытяж­ки, приготовленной Бантингом, что снова поставило Джо на ноги. Работами Бантинга заинтересовался профессор Маклеод, который как раз вернулся из Европы. Он был изумлен открытием Бантинга и Одновременно горд, что первый помог ему. Теперь за работу взялись вдвоем и вскоре получили очищенную вытяж­ку из островков Лангерганса, которая под названием инсулина оказалась оружием в борьбе с диабетом. Гормон инсулин, к сожалению, не лечит диабет, не устраняет самой болезни. Его необходимо постоянно принимать. Но открытие Бантинга помогло вернуть к полноценной жизни больных, которым перестал угрожать призрак смерти. В 1923 году за открытие инсулина Бантинг и Маклеод получили премию Нобеля.

Гиршфельд

Людвик Гиршфельд родился в Варшаве в 1884 в году. После окончания гимназии в Лодзи, Гиршфельд в 1902 году выехал в Берлин, где поступил на медицинский факультет университета. Получив диплом врача, начал работать в Институте по исследованию рака в Гейдельберге. В качестве ассистента профессора Дунгерна начал вместе со своим учителем исследования групп крови. Давно было известно, что животный организм легко переносит инъекцию крови индивидов одного и того же вида, но инъекции чужеродной крови вызывают в сыворотке крови такие изменения, которые приводят к склеиванию красных телец. Дунгерн очень заинтересовался исследованиями немецкого врача Эрлиха, который установил, что если козам сделать инъекцию крови, взятой от других коз, то, можно вызвать в сыворотке коз изме­нения похожие на те, какие бывают при инъекции чужеродной крови, с той однако, разницей, что такая сыворотка склеивает красные тельца не у всех коз, а только у некоторых. Дунгерн и Гиршфельд решили проверить наблюдения Эрлиха. За неи­мением коз они применили для опытов собак, находившихся в виварии института. Чтобы упростить дело, они помечали отобранные пробы крови буквами латинского алфавита. После многих месяцев кропотливых исследований ученые убедились, что с точки зрения вида крови подопытные собаки разделяются всего лишь на две группы А и В, и что кровь собак одной из групп действует на собак второй группы, как чужеродная. После многочисленных опытов и наблюдений, ученым удалось установить, что отмеченные свойства крови переходят по наследству в соответствии с правилом Менделя и что никогда не появляются у потомства, если данной группы крови не было у родителей. Однажды в руки Дунгерна попала статья венского врача Ландстейнера, опубликованная в 1901 году, которая тогда не вызвала откликов в кругах медицинских работников. Дандстейнер утверждал, что частые неудачи при переливаниях крови, иногда кончающиеся смертью пациентов, вызваны различием крови разных людей. Задумавшись над содержанием этой статьи, Дунгерн и Гиршфельд пришли к выводу, что их опыты на собаках под­тверждают донесение Ландстейнера. Чтобы убе­диться в этом окончательно, они решили осуществить опыты на людях. „Подопытными животны­ми" стали профессора и ассистенты Гейдельбергского университета, включая их семьи. И на этот раз отобранные образцы крови были помечены буквами алфавита. После нескольких сот исследований оказалось, что у людей есть в основ­ном только две группы крови: одна, встречающаяся в Гейдельберге чаще, обозначенная буквой А, вторая, более редкая, отмечанная буквой В. Однако среди обследованных людей были и такие, у ко­торых кровь принадлежала к обоим типам. Их отнесли к группе АВ. Были и такие, кровь которых не изменялась и не склеивалась при любой инъекции, в том числе чужеродной, и таких ученые отнесли к группе О (нулевой). Впоследствии Дунгерн и Гиршфельд доказали, что у людей наследственные признаки крови переходят на потомство по закону Менделя. Так возникло учение о группах крови, которому Гиршфельд посвятил всю свою долгую жизнь. В конце 1911 года Гиршфельд переехал в Цюрих, где получил должность ассистента в Институте гигиены. Здесь он впервые встретился с педагогической деятельностью и полюбил ее навсегда. Здесь получил звание доцента. В это время ему исполнилось двадцать девять лет. Это был памятный 1914 год, когда началась первая мировая война. В 1915 году в спокойную, нейтральную Швейцарию поступили известия о начавшейся в героически воевавшей Сербии ужасной эпидемии сыпного тифа. На помощь из всех стран мира в Сербию на­правились врачебные миссии. Из Швейцарии в Сербию тоже выехала группа врачей, в которой был и Гиршфельд. Уже в декабре 1914 года вся территория Сербии была оккупирована австрийскими войсками. Только небольшой участок в Македонии, вблизи Салоник, оставался в руках Восточной армии, то есть экспедиционного корпуса английских и французских колониальных войск. Когда-то, еще во время работы в Гейдельберге, Гиршфельд мечтал о проведении исследования крови у людей во всем мире, чтобы определить соотношение между отдельными группами крови у людей различных стран. Теперь, в Салониках, исторические события, приведшие к скоплению на небольшой территории множества людей различных рас и народов, позволили без труда в течение нескольких месяцев провести такие исследования. Получив разрешение Генерального штаба, Гиршфельд приступил к исследованию крови у сол­дат. Он исследовал кровь англичан, французов, итальянцев, сербов, русских, болгар, греков, евреев, индийцев, аннамитов, арабов, представите­лей различных негритянских племен. Уже первые результаты показали, что соотношение между группами крови различно у разных народов. После семнадцатилетнего отсутствия, в 1919 году, Гиршфельд вернулся в Польшу. Как только отношения внутри страны пришли в норму и возобновились сношения между учеными разных стран, Гиршфельд выдвинул предложение возобновить исследование групп крови, начатое им на солдатах Восточной армии. Были организованы научные экспедиции в самые отдаленные уголки земного шара, исследовались группы крови даже у представителей вымирающих народов, причем все нити этих исследований сходились в кабинете Гиршфельда в Варшавском институте гигиены, который стал центром по исследованию групп крови. Полученные результаты с одной стороны облегчи­ли применение переливания крови, а с другой — бросили новый луч света на антропологические исследования. Гиршфельд работал без устали. В 1924 году был приглашен профессором в Свободный университет, а в 1931 — назначен профессором Варшавского университета. Начавшаяся в сентябре 1939 года вторая мировая война прервала спокойный ход научного труда профессора Гиршфельда. Вскоре после занятия Варшавы гитлеровцами, Гиршфельду, как еврею по национальности, пришлось оставить профессуру, а год спустя переселиться в еврейское гетто. Но и здесь, в ужасных условиях оккупационной повседневности, профессор продолжал работать, в основном над вопросом борьбы с эпидемией сыпного тифа. В 1943 году, вместе с семьей ему удалось бежать из гетто и до освобождения скрывать­ся под чужой фамилией в одной из подваршавских местностей. Сразу же после освобождения профессор Гиршфельд вернулся к научной деятельности. Уже в октябре 1944 года он принял участие в организации Люблинского университета. После освобождения Варшавы немедленно выехал туда, но, увидев развалины города и пожарища, вернулся в Люблин. В августе 1945 года профессор Гиршфельд переехал во Вроцлав, где стал руководителем ка­федры медицинского факультета и его первым деканом. Во Вроцлаве организовал Институт микробиологии, названный впоследствии его имением, и руководил им в течение десяти лет, до самой смерти. В 1950 году Карлов университет в Праге, а в следующем — Цюрихский университет при­своили Гиршфельду звание почетного доктора. Умер Гиршфельд во Вроцлаве 7 марта 1952 года. Безопасное для больных применение переливания крови стало возможным благодаря работе многих ученых всего мира, и прежде всего благодаря усилиям Людвика Гиршфельда, который посвятил исследованиям групп крови всю свою жизнь.

Домагк

Герхард Домагк родился в 1895 году. Получив диплом врача, Домагк посвятил себя проблемам теоретической медицины, занимаясь патологией и микробиологией. В 1929 году был назначен профессором университета в Мюнстере, потом принял должность руководителя научной лаборатории известной германской фармацевтической фирмы „Баер". В 1932 году крупный химический трест И. Г. фарбен Индустри поглотил эту фирму и предъявил патент на краситель красного цвета, содержащий серу, которому присвоил название „пронтозил". Вскоре стало известно, что Домагк скармливал пронтозил тысячам подопытных мышей, зараженных стрептококками, и ни одна из мышей не погибла. Все мыши не только остались в живых, но и пользовались прекрасным здоровьем. До этого не было лекарства, которое давало бы такие прекрасные результаты. Для практического применения чудесного лекарства необходимо было испытать его действие на людях. Домагку пришел на помощь несчастный случай. Его малолетняя дочь уколола себя в палец; образовался нарыв, и началось заражение крови. Девочку поместили в больницу, хирурги очистили нарыв, но заражение не проходило. Положение становилось хуже с часу на час. И Домагк решился на отчаянный шаг. Он применил пронтозил, и девочка на глазах изумленных врачей быстро выздоровела. Несмотря на столь поразительный результат, фирма „Баер" не позволила Домагку опубликовать данные о величайшей победе над грозными бактериями. Почему? Венский химик Пауль Гельмо в докторской диссертации, написанной в 1908 году, описал метод получения сернистого соединения, весьма сложно­го строения, которое было зарегистрировано под названием „сульфаниламид". Факт, как будто незначительный. Но дело в том, что фирма „Баер" спустя два года после Гельмо получила патент на способ производства нескольких красителей, которые были производными от сульфаниламида, синтезированного доктором Гельмо. Все это происходило в период огромного успеха сальварсана. Изобретатель сальварсана Эрлих начал свои исследования с красителей. Кто знает, нет ли среди красителей средства убивающего бактерии, превосходящего по силе сальварсан? По слухам, немецким промышленникам удалось получить краситель со слабым противобактериальным действием, но дело было забыто. И только лишь после получения патента на пронтозил, французские конкуренты Баера, подозревая, что этот препарат кроет в себе какую-то тайну, стали испытывать его на животных, и, конечно, получили превосходные результаты. Французский химик Фурно, исследуя превращения пронтозила в организме, установил, что пронтозил распадается на краси­тель и сульфаниламид, некогда синтезированный венским доктором и, что именно это сернистое сое­динение обладает мощным противомикробным действием. После этого обнаружилось, что фирма „Баер", не заботясь о благе человечества, хотела сохранить дело в тайне, по крайней мере до тех пор, пока доктору Домагку удастся открыть новое средство, еще более мощное чем сульфаниламид. Ведь сульфаниламид не был патентован и его мог каждый производить, а это не сулило фирме барышей. Но сохранять дольше тайну, после открытия французов, было нельзя, и Домагк в 1935 году опубликовал отчет о своих первых опытах. Мир узнал, что найдено средство борьбы с бактериями рожи, воспаления легких и родильной горячки. С этого момента началось быстрое развитие производства противомикробных средств. В 1938 году было получено средство в тринадцать раз сильнейшее, чем пронтозил, годом позже был синтезирован всем известный сульфатиазол, который действует в пятьдесят раз сильнее. В 1939 году До­магку за его открытие была присвоена Нобелевская премия. Вопреки запрещению Гитлера, ученый принял премию, за что был брошен в тюрьму. Однако начатая им работа быстро развивалась во всем мире, и человечество располагает теперь исключительно мощными средствами борьбы с опасными микробами.